Ищу человека...

[Romyel]

Пройдя несколько шагов, Жавер обернулся и крикнул Жану Вальжану:
– Надоели вы мне до смерти! Лучше убейте меня!
Экий надоедливый Вальжан. Десяти лет прожить спокойно не может, что бы он не попался на пути инспектора. Глаза намозолил.
Или "вы" вопреки пояснениям автора - это таки множественное число? Но тогда кто эти "вы"? К кому, в лице Вальжана, обращается Жавер?

Нет, двоится Жавер. Ой двоится. Такое впечатление, что Гюго нарочно путает следы. И очень многое, сдается мне , надо читать вопреки его описаниям и пояснениям.

Вот момент:
Он напрягал все свои умственные способности, чтобы как можно лучше разрешить трудную задачу, стоявшую перед ним.
А задача, меж тем, проста до невозможности, ведь:
Он сам видел на улице, как общество в лице домовладельца и избирателя подверглось нападению и оскорблению со стороны выброшенной за борт твари. Проститутка посягнула на буржуа.
Так в чем же трудность? Где эта сложность задачи? Какие сомнения могут быть?
Перечтем: Чем глубже он вникал в дело этой женщины, тем глубже становилось его возмущение. Только что он сам был свидетелем преступного действия, это было несомненно. Он сам видел на улице, как общество в лице домовладельца и избирателя подверглось нападению и оскорблению со стороны выброшенной за борт твари. Проститутка посягнула на буржуа. Он сам видел это, он, Жавер.
Кто-то кого-то явно пытается в чем-то убедить. Слишком часто повторяется фраза "он это видел".
Но кто кого?
Автор читателя в невероятной тупости Жавера?
Или Жавер сам себя в правильности своих действий?

Или вот:
А может быть, перед лицом чудовищных событий, которые в течение последних двух часов разыгрывались у него на глазах...
Стоп. Какие два часа? Какие чудовищные события?
Избиение г-на Матабуа?
Плевок в Мэра?
Да, поистине чудовищные события (и автор нас всячески именно к этой мысли и подталкивает). Ну а два часа...
Там, правда, Фантина о жизни своей трудной и горькой долго плачется. Ну так что ж? Как было сказано "Она смягчила бы каменное сердце, но деревянное сердце смягчить нельзя."
Кому принадлежит это деревянное сердце, нам не говорят, но мы и сами догадаемся, что Жаверу. Не закону же, в самом деле.
Инспектор у нас спокойно ее излияния выдерживает. Оба раза - и когда она просит ее отпустить, и когда благодарит незаслуженно. Во втором случае, инспектор, правда, "был похож на сдвинутую с места, поставленную боком статую, которая ждет, чтобы ее куда-нибудь убрали", вместо того, что бы принять свою обычную позу со скрещенными на груди руками и надменным выражением лица, но это мелочи.

Что же Жавера так трясет от того, что Мэр приказал отпустить Фантину? Что же он так побледнел-то весь? Ну мэр, глава администрации города, высший чиновник приказал отпустить... Так ему видней. Большой начальник, все таки. Ему, в отличие от простого инспектора, можно взять и пожалеть какую-то девку с несчастной судьбой...
Не слишком ли сильно реагирует господин наш инспектор на необходимость возразить на это?
То есть как подозревать, так: «Теперь, кажется, он у меня в руках!», а как сказать "это невозможно", так сразу бледнеть лицом, синеть губами...
Ну, пожалел...
Вот ты, инспектор, скотина такая, никого пожалеть права не имеешь, чтобы прецедентов не создавать - а мсье Мадлен у нас святой, он у нас телеги спиной тягает, разоблачения не боясь, что ему кого-то там пожалеть... Просто так... Взять - и пожалеть.
Ну уж нет. Не будет этого. Никакой жалости... Недопустимо...

Как бы там ни было, но когда Мадлен произнес: «Я», полицейский надзиратель Жавер обернулся к мэру, бледный, застывший, с посиневшими губами и полным отчаяния взглядом, весь дрожа едва заметной мелкой дрожью, и — неслыханное дело! — сказал, опустив глаза, но твердым голосом:
- Господин мэр! Это невозможно.

Странно как-то начинает вся эта ситуация выглядеть, если на явно-поверхностное внимания не обращать, а в то, о чем не договаривается или вообще - умалчивается чуть пристальней вглядеться.

Хотя, все это я мог легко надумать просто их желания разглядеть таки человека в господине инспекторе...

И, к стати, Мадлен = Madeleine = Магдалина
Весьма красноречиво. И весьма неосмотрительно.