Я обнял бы тебя, убаюкал бы враз,
но сейчас
возникает пейзажик, и длит
расстоянье меж нами
час Марии, младенца, пещерного
сумрака — час
Вифлеемской звезды над бредущими
к свету волхвами.
Я не боле, чем плотник,
за срубом сработавший сруб,
назаретский босяк,
с молодухой намыкавший горя,
рогоносец от Бога, на Бога
имеющий зуб —
оттого, что не голубь…
Зачем, Гавриил, я не голубь?
Собирайся, Мария, наливай
в свою грудь молоко,
желтой пяткой ударь в голубое
ослиное брюхо!
И гора, и верблюд поскорее
пройдут сквозь ушко
полустертой иглы, чем печаль
через Богово Ухо:
авоэ-авоа… Вифлеем, коли можешь,
прости
кровь твоих малышей…
Как в прабабкиной песне поется,
авоэ-авоа… Я, конечно, могу их спасти,
а спасу Иисуса, Марию,
себя, рогоносца…
Анатолий Кобенков.(с)